Неточные совпадения
— Мне не нравится в славянофильстве учение о
национальной исключительности, — заметил Привалов. — Русский человек, как мне кажется, по своей славянской природе, чужд такого
духа, а наоборот, он всегда страдал излишней наклонностью к сближению с другими народами и к слепому подражанию чужим обычаям… Да это и понятно, если взять нашу историю, которая есть длинный путь ассимиляции десятков других народностей. Навязывать народу то, чего у него нет, — и бесцельно и несправедливо.
Национальные движения XIX века глубоко противоположны универсальному
духу средних веков, которыми владели идеи всемирной теократии и всемирной империи и которые не знали национализма.
Истинный русский мессианизм предполагает освобождение религиозной жизни, жизни
духа от исключительной закрепощенности у начал
национальных и государственных, от всякой прикованности к материальному быту.
Русское
национальное самосознание должно полностью вместить в себя эту антиномию: русский народ по
духу своему и по призванию своему сверхгосударственный и сверхнациональный народ, по идее своей не любящий «мира» и того, что в «мире», но ему дано могущественнейшее
национальное государство для того, чтобы жертва его и отречение были вольными, были от силы, а не от бессилия.
Но это — трусливый и маловерный национализм, это — неверие в силу русского
духа, в несокрушимость
национальной силы, это — материализм, ставящий наше духовное бытие в рабскую зависимость от внешних материальных условий жизни.
Русский
дух был окутан плотным покровом
национальной материи, он тонул в теплой и влажной плоти.
Огромной силе, силе
национальной стихии, земли не противостоит мужественный, светоносный и твердый
дух, который призван овладеть стихиями.
Человек иного, не интеллигентского
духа —
национальный гений Лев Толстой — был поистине русским в своей религиозной жажде преодолеть всякую
национальную ограниченность, всякую тяжесть
национальной плоти.
Стала ли она от этого менее
национальной, утеряла ли свой самобытный
дух?
Вселенский
дух Христов, мужественный вселенский логос пленен женственной
национальной стихией, русской землей в ее языческой первородности.
Большое дело, совершенное Владимиром Соловьевым для русского сознания, нужно видеть прежде всего в его беспощадной критике церковного национализма, в его вечном призыве к вселенскому
духу Христову, к освобождению Христова
духа из плена у
национальной стихии, стихии натуралистической.
Но либеральный империализм слишком уж создается по образцам западноевропейским, слишком уж мало русский и
национальный по
духу.
Национальный организм, всегда представляющий собой бытие партикуляристическое, а не универсальное, не вмещает в себе вселенского, всечеловеческого
духа, но имеет претензию быть всем и все поглощать.
Все народы, все страны проходят известную стадию развития и роста, они вооружаются орудиями техники научной и социальной, в которой самой по себе нет ничего индивидуального и
национального, ибо в конце концов индивидуален и национален лишь
дух жизни.
Она пробуждает глубокое чувство народного,
национального единства, преодолевает внутренний раздор и вражду, мелкие счеты партий, выявляет лик России, кует мужественный
дух.
Катастрофический, полный мировой тревоги и мировых предчувствий
дух Достоевского и есть наш
национальный мистический
дух.
При сем, развивая свою мысль в
духе высшей же, вероятно, политики, заговорил о
национальном фанатизме и нетерпимости.
— Да, непременно, — говорит, — дадут; у нас все это хорошо обставлено, в
национальном русском
духе: чухонский граф из Финляндии, два остзейские барона и три жида во главе предприятия, да полторы дюжины полячишек для сплетен. Непременно дадут.
Поэтому всякая хозяйственная эпоха имеет и свой художественный стиль, в котором отражается
дух этой эпохи,
национальный вкус, художественная преемственность или школа и под.
То, в каком я нашел его настроении, в той же квартире, одного, за завтраком, у стола, который был покрыт даже не скатертью, а клеенкой, было чрезвычайно характерно для определения упадка
духа тогдашних парижан, да и вообще массы французов. Я не ожидал такой прострации, такого падения всякой
национальной бодрости. И в ком же? В таком жизнерадостном толстяке, как «дяденька», как его позднее стали звать в прессе, с его оптимизмом и галльским юмором.
Русский народ с одинаковым основанием можно характеризовать как народ государственно-деспотический и анархически-свободолюбивый, как народ, склонный к национализму и
национальному самомнению, и народ универсального
духа, более всех способный к всечеловечности, жестокий и необычайно человечный, склонный причинять страдания и до болезненности сострадательный.
Человек проходит через объективацию
духа в культуре, в государстве, в
национальной и хозяйственной жизни и пр.
Объективация
духа, которая ведет к признанию священными структуры Церкви, как социального института, иерархической власти, государства,
национального родового быта и пр., роковым образом переходит в идолопоклонство.
Дух и духовность совсем не есть подчинение в этом мире объективированному порядку природы и общества и сакрализация установившихся в этом мире форм (внешней церковности, государства, собственности,
национального быта, родовой семьи и пр.).
Достоевский с гениальной чуткостью открывает, что беспокойное и мятежное русское скитальчество, странничество нашего
духа есть явление глубоко
национальное, явление русского народного
духа. «В Алеко Пушкин уже отыскал и гениально отметил несчастного скитальца в родной земле, исторического русского страдальца».
Национальная религиозная замкнутость и исключительность, отчужденность от западного христианства и резко отрицательное к нему отношение, особенно к миру католическому, — все это находится в явном противоречии со вселенским
духом христианства.
В русском народе нарушено должное отношение между мужским и женским началом, между
духом и душой. И это — источник всех болезней нашего религиозного и
национального сознания. С изумительной силой интуитивного проникновения изображена жуткая стихия русского народа в романе Андрея Белого «Серебряный голубь». Россия не Запад, но и не Восток. Она есть великий Востоко-Запад, встреча и взаимодействие восточных и западных начал. В этом сложность и загадочность России.
Все попытки превратить нашу
национальную революцию в социальную были движимы дошедшей до озлобления жаждой равенства, понятого механически и материалистически, но в них менее всего чувствовался
дух христианского братства.
Процессы, направленные к преодолению
национальной замкнутости и к образованию универсального единства, я называю концом новой истории, ее индивидуалистического
духа, и началом нового средневековья.
Народничество дает санкцию той вражде к культуре, к образованным, к людям
духа, которая в нынешний день может превратиться в великое
национальное бедствие, не меньшее, чем глад, мор и нашествие иноплеменников.